Мемуары [Лабиринт] - Вальтер Шелленберг

(Позиция Гиммлера не в последнюю очередь была продиктована его относительно умеренным отношением к Франции, о которой он думал лучше, чем Гитлер, не только отрицательно, но нередко просто презрительно отзывавшийся о нашем западном соседе. Я вспоминаю одно из посещений Гиммлером Парижа. Он исколесил вдоль и поперек весь город, и затем, под ухмылки своего сопровождения, сообщил о том, что произвело на него наибольшее впечатление. «То, что я увидел, — сказал он, в частности, — крайне меня удивляет: женщины все как на подбор рослые и хорошо выглядят. Во всяком случае, ни о каком вырождении не может быть и речи». После того, как Гиммлер сообщил Гитлеру о своих наблюдениях, тот впредь, пускаясь в свои монологи о «вырождающейся Франции», делал для француженок исключение: «Женщины там еще неплохо сохранились»).

Тем временем, несмотря на успехи нашего летнего наступления в 1942 году, на Восточном фронте нам приходилось преодолевать большие трудности, о которых тогда было известно лишь посвященным. Нас вновь изумила несломленная мощь русских танковых войск, а также становившиеся теперь все более очевидными достижения русских в организации партизанской войны, сковывавшей все большее число наших охранных частей. В связи с этим Гиммлер сообщил мне, что фюрер ни в коей степени не удовлетворен результатами сбора разведывательной информации о России. Видимо, сказал он мне, мы вообще не в состоянии усилить деятельность разведки в соответствии с требованиями войны. Я попытался обороняться, указав на то, что ошибки и упущения прошлого невозможно исправить в мгновение ока. При этом я сказал об «узких местах» в организации и личном составе разведки. Для борьбы с таким великаном, как Россия, необходима разветвленная агентурная сеть. Существующие каналы связи через Швецию, Финляндию, Балканы и Турцию работали неплохо, но их явно было недостаточно, чтобы составлять надежные общие обзоры обстановки. Да и круги немецкой эмиграции, жившие в Советском Союзе и других странах, с которыми мы поддерживали контакты, давали всего лишь разрозненные сведения. Мне необходимо было иметь, по меньшей мере, еще две-три тысячи обученных сотрудников с хорошим знанием иностранных языков, а также более совершенное оборудование, включающее средства радиосвязи. В этой области наша разведка работала уже круглосуточно, но все равно не могла хоть сколько-нибудь удовлетворить неудержимо растущие потребности. Для массового использования агентов, сказал я, необходимо иметь гораздо больше оборудования — автомашин, самолетов, оружия.

Гиммлер молча выслушал меня и сказал задумчиво: «Русские — страшный враг, но мы должны их разгромить, пока не появились новые враги». Он пообещал мне оказать широкую поддержку в активизации деятельности разведки. В то же время он приказал мне представить ему всеобъемлющий доклад о состоянии разведывательной работы против России.

В то время разведка против Советского Союза велась по трем направлениям: первое охватывало зарубежные опорные пункты почти во всех столицах Европы, а также ряд особо важных информаторов. Через одного из них, например, мы поддерживали связь с двумя офицерами генерального штаба, прикомандированными к штабу маршала Рокоссовского. После объединения впоследствии военной разведки с нашим 6-м управлением в мое распоряжение поступил еще один очень ценный информатор, которым весьма успешно руководил один немецкий еврей. В своей работе он обходился всего двумя канцелярскими сотрудниками, но техническое оснащение его бюро находилось на самом высоком уровне, какой я только стремился обеспечить для своего ведомства. Все было механизировано и насыщено техникой; его каналы связи проходили через множество стран, где он получал свою информацию из самых различных кругов общества. Прежде всего он поставлял оперативную и точную информацию из высших штабов русского командования сухопутных сил. Работа этого человека была мастерской. Часто он за две-три недели сообщал о запланированных передвижениях советских войск численностью до дивизии; при этом его информация была точной вплоть до мельчайших деталей. Благодаря этому наше высшее руководство могло принимать своевременные контрмеры. Вернее было бы сказать — оно могло бы принять соответствующие своевременные меры, если бы Гитлер больше прислушивался к мнению руководителя аналитического отдела «Иностранные армии Востока». Но, к сожалению, Гитлер замкнулся в своем узком окружении, которое постоянно пыталось доказать, что информация, которой располагает руководитель управления «Иностранные армии Востока», представляет собой широко задуманную игру Советов, которые некоторое время поставляли правдивую информацию, чтобы в решающий момент сделать высшее немецкое руководство жертвой роковой дезинформации. Я изо всех сил старался бороться против таких представлений.

Второе направление разрабатывало операцию «Цеппелин». Здесь мы нарушили обычные правила использования агентов — главное внимание уделялось массовости. В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах вглубь русской территории. Их основной задачей, наряду с передачей текущей информации, было политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов к русским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе. Было бы полнейшей нелепостью привлекать военнопленных к агентурной работе в принудительном порядке, так как высадив их в тылу русских, мы утрачивали над ними контроль, вследствие чего нужные результаты могло принести только добровольное сотрудничество. Разумеется, здесь нам приходилось рассчитывать на гораздо большее число неудач и измен, чем обычно. Но мы учитывали это. Мы смогли отказаться от длительной подготовки военнопленных, которых намечалось использовать недалеко от фронта, то есть не далее четырехсот километров от передовой. Ими руководили самостоятельно рабочие группы Юг, Центр и Север. Главные отряды этих групп поддерживали тесные контакты с соответствующими инстанциями вермахта, а также имели связь с 3-м и 4-м управлениями Главного имперского управления безопасности.

Особенно умело подыскивали подходящих военнопленных прибалтийские немцы, благодаря хорошему знанию русского языка. Прошедшие первоначальную проверку лица помещались в специальные лагеря, где они подвергались особенно тщательной обработке, учитывающей предстоящие им задачи. После первых экзаменов, на которых проверялась их пригодность, они практически получали статус немецкого солдата и им разрешалось, в соответствии с договоренностью с генералом, командующим добровольческими частями, носить форму вермахта. Они получали все, что радует сердце солдата — хорошее питание, чистую одежду, помещение, увольнительные в город в гражданской одежде, доклады и лекции, сопровождаемые показом диапозитивов, и даже поездки по Германии, совершавшиеся для ознакомления обучавшихся с уровнем жизни в Германии, который они могли бы сравнить с русскими условиями. Тем временем преподаватели и доверенные лица изучали истинные политические взгляды этих людей: они выясняли, насколько их привлекают только материальные выгоды — или они на самом деле вызвались служить из политических убеждений.

Большую поддержку оказала нам армия Власова, поставившая своей целью освобождение России от советского режима. С генералом Власовым и его штабом мы заключили особые соглашения, предоставив ему даже право создать в России свою собственную разведывательную службу. Мы хотели лишь иметь возможность пользоваться добываемыми ею сведениями. Русские, служившие у Власова, относились к своим обязанностям с особым энтузиазмом, так как, видимо, ощущали, что работают на самих себя, ради своих идеалов. К сожалению, Гитлер и Гиммлер слишком поздно признали Власова, когда Германия уже стояла на пороге катастрофы. Отказ от использования услуг Власова в первое время после его перехода на нашу сторону, с одной стороны, был продиктован принципиальным убеждением в том, что нельзя предоставлять право самоуправления даже самым мелким русским политическим объединениям, а с другой, опасением, что Власов, выступая в роли военного союзника Германии, выдвинет далеко идущие политические требования. Эти соображения подкреплялись непреодолимым недоверием к русским: высшее немецкое руководство опасалось, что генерал Власов ведет двойную игру — стоит ему только со своей армией очутиться на фронте, как он на каком-нибудь важном участке, на стыке германских частей, откроет путь советскому наступлению. Последний аргумент, разумеется, был в отношении Власова лишен всяких оснований. Кроме того, в случае необходимости можно было использовать его армию так, чтобы она находилась под контролем немецких войск, ее соседа справа и слева. И здесь началась обычная неразбериха с субординацией, над которой даже Власов стал в конце концов смеяться. То за генерала отвечало командование сухопутных войск, потом его снова передали в ведение «восточного министерства» Розенберга, то на роль руководителя претендовал Гиммлер, ну и, конечно, не мог остаться в стороне министр иностранных дел Риббентроп. Лучше всего, пожалуй, было бы посадить их всех на казацких коней и послать на фронт как авангард армии Власова.